Цеолиты

         Уж семнадцать лет минуло с той поры, как я покинул научно-исследовательский институт ветеринарии Восточной Сибири (НИИВВС), а ощущение, почему-то, сохраняется в Душе такое, как будто я вот-вот снова каким-то образом займусь научными исследованиями по использованию природных цеолитов в животноводстве.

         Цеолит представляет собой камень, — туф, образовавшийся из вулканического пепла, попадавшего в мелкие озера. Природный цеолит имеет микропористую структуру, в порах, как правило, вода, но в таком энергетическом состоянии, что кристаллизуется она только после – 17⁰С. Ценность этой горной породы для людей в том, что цеолит, будучи добавлен в корм, способен сорбировать (вбирать в себя) токсические продукты жизнедеятельности организмов животных ( его могут использовать и люди, для Шивыртуйского цеолита это проверенно надежно). А еще в порах цеолита, может идти ионообменный процесс. Например: в организме коровы цеолит из своих пор отдает аммоний, а забирает в поры и «держит» там крепко-накрепко радиоактивный стронций и цезий.

         Опиралась именно на эти свойства цеолитов Шивыртуйского месторождения (оно расположено около станции Даурия в Забайкальском крае), я вёл опыты в Новозыбковском районе, Брянской области (смотрите рассказ «Кукла»).

         Мы в том, — 1991 году, в опытах на коровах (в четырехкратной повторности) получили хорошие результаты в изучении эффективности  использования цеолита как сорбента радиоактивных стронция и цезия. Шивыртуин, в зоне с фоновой радиоактивностью 400 и 600 микрорентген в час, достоверно снижал радиоактивную загрязненность молока до допустимых уровней, т.е. молоко становилось пригодным в пищу.

         Однако, вернусь к началу рассказа, — как я пришел к цеолитам.

         В 1985-1988 годах работал  я заместителем по животноводству Председателя Комитета сельского хозяйства и продовольствия Читинской области. Председателем Комитета в те годы был Лазо Владимир Петрович – интеллектуал, хороший организатор, умница. Он был чертовски красив и, очевидно потому, немножко позёр.

         К концу 1987 года область преодолела 2000 – килограммовый надой молока на фуражную корову. Это был праздник Души моей. Всю свою аграрную жизнь я любил, знал и неустанно изучал скотоводство, отдыхал Душой на фермах с породистыми животными. Вообще, в те годы мы много работали над селекцией животных, особо ценили, буквально лелеяли техников по воспроизводству скота. Много работали и над совершенствованием технологии машинного доения коров.

         Овцеводство я не особо-то жаловал. Точнее, не принимал в себя безумной партийно-номенклатурной гигантомании: «Даешь 5 млн. овец в Забайкалье!»?! Все думающие  зооинженеры, тем более ученые, понимали, — 5 млн. овец в нашем климате (100 дней безморозный период и то не всегда) – это через десяток лет лунный пейзаж. К этому, собственно и шло, уже сотни тысяч гектаров пастбищ были напрочь деградированы. Перестройка, да смена обмундирования в Советской Армии, с шерстяной на синтетику, землю Забайкалья для потомков спасли.   

Областное совещание специалистов- животноводов, 1978год.

          Прислали в те же годы в Читу первым секретарем обкома КПСС некоего Малькова. Росту он и впрямь был малого, а вот злобности беспредельной. Посекретарил он на флоте, в Приморье, Магаданской области. Мне мой Магаданский коллега на совещании в Москве рассказывал как его, — кандидата наук Мальков «додавил» до слесаря жека, а директора Сусучанской АЭС в тюрьму

затолкал, даже тост на дружественной вечеринке замов – животноводов (со всей Руси съехались) за здоровье бедных (это под Мальковым-то!) Забайкальцев предложил. Так было…

         А и впрямь Мальков свирепствовать сходу начал: многих (несколько сот) дельных мужиков «кончил», как тогда говорили. Затерзал он богатого умом мужика, секретаря ОК КПСС по селу В.И. Масюкова, выдавил из обкома и тот умер безвременно.

         Сам Мальков аграрной экономики не знал, и знать не хотел. Сцепились мы с ним вскоре по вопросу производства говядины в области. Записку по этому вопросу, я на бюро обкома подготовил… он с ней в ЦК КПСС съездил: «Правительство…, Н.И. Рыжков на моей позиции стоят», — сказал мне, собрав у себя плановиков, аграрников и др. Не поверил я, упёрся. Слава Богу, надоумили добрые люди: «Уходи пока цел…». Ушел. В 3 дня уволили – отпустили.

         А ушел я в НИИ ветеринаром, туда звали меня 12 лет назад, да обком возвернул, теперь получалось, выгнал в НИИ. Судьба она и есть Судьба.

         К тому времени мы уже год вели опыты с учёным НИИ по использованию цеолитов в животноводстве. Естественно пришел я в лабораторию болезней обмена веществ, руководила, которой, Любовь Алексеевна Минина, — самый что ни на есть пассионарий! Энергичная, умнющая, деятельно-пробивная, смелая до авантюрности.

         С Л.А. Мининой еще в 1974 году мы готовили в нашем колхозе полиминеральные подкормки для овец. Подкормка эта наряду с макро и микроэлементами содержала селенит натрия. Это было ново. Селен вводили несколько раз народившимся ягнятам путем инъекции, так как его нехватка в зоне Забайкалья вела к беломышечной болезни ягнят (перерождалась, «белела» сердечная мышца) гибли они сотнями тысяч.

         Я тогда работал главным зоотехником колхоза «Путь к коммунизму» в Улетовском районе. Опыт наш удался. Подкормка «пошагала» по Забайкалью. Меня и позвали в НИИ, да закрыл дорогу ОК КПСС… Я и конкурс на замещение должности научного сотрудника прошел, на работу вышел, три дня проработал и … и по команде из обкома партии был уволен и отправлен назад, — в район. Город меня «в упор не видел». Ну, ладно, об этом чуть позже, сейчас о цеолитах.

         Цеолиты оказывают весьма и весьма эффективные влияние на продуктивность и сохранность сельскохозяйственных животных. Но надобно было все это доказать в научных исследованиях, выработать рекомендации производству, — в нашем случае применительно к конкретному природному цеолиту Шивыртуйского месторождения.

         Работалось в коллективе лаборатории НИИ здорово. Мизерные зарплаты, скудные фонды, вообще всякие трудности, — все как-то успешно и сообща одолевалось. В те годы в лаборатории работала Дина Назаровна Попрыгаева – большой знаток лабораторных методик в исследованиях обмена веществ. Много уроков я получил с её рук. Добрым сердцем, солнышком лаборатории всегда была Машенька Дурилина. Она вообще-то тетенька, но этот светлый человек всегда у меня – Машенька. Как она неподражаемо легко, в охотку умела вести любое самое трудное исследование, как умела всех рассмешить, согреть, накормить! Как умеет она и посейчас улыбаться  людям, — светло, солнечно, душевно.

         Три восьмимесячных опыта, на огромном поголовье провели мы на базе Маккавеевского свинокомплекса. Результаты наших опытов были очень впечатляющи. Я написал кандидатскую диссертацию.

         Руководителем мои были доктор Крохина Вера Александровна, соратница великого академика — кормленца Томе, и, конечно, Л.А. Минина. На защите, точнее предзащите, пришлось выдержать великий бой. У меня были прямо-таки бешенные оппоненты: «… камни поросятам?!». Но большой ум ученого Совета ВИЖа (Всесоюзного института животноводства) победил. Потом лаборатория комбикормов ВИЖа повторила мои опыты и с Шивыртуином (результаты даже чуть лучше моих были), и со всеми заметными цеолитными месторождениями России и неизменно цеолит работал! Новая страница в кормлении сельскохозяйственных животных и в России и в мире состоялось.

 Всероссийская научно-практическая конференция по применению цеолитов.

На переднем плане читинские  и   бурятские учёные.  г.  Кемерово , 1990 год.

          Уже в 2000-х годах неуёмно – неутомимая Л.А. Минина организовала выход в свет коллективной монографии о цеолитах на службе здоровья животных и человека. Она в эти годы уже работала в медакадемии. В монографию вошли мои статьи по работе со свиньями и Чернобыльские опыты.

 Научная продукция: Монография, рекомендации.

         Верю свято – цеолит между людьми и природой встал – спасая людей!

         На дворе 2009-й, а у меня дома (на балконе, в шкафу) стоит крафт -мешок с молотым цеолитом с 1988 года! Он за 20 лет хранения не слежался!

         Однако цеолиты обладают сознанием, а где-то на Сатурне или планетах Сириуса может быть есть кремневая форма жизни. Почему нет? Жизнь – форма проявления энергии … у нас, на Земле она в виде углеводородного органического комплекса, как это есть в телах людей и животных, а там … где-то … в кремниево — алюминиевых комплексах, (у них вместо крови вполне может использоваться фосфорная кислота), мы ведь пока не все знаем…

         Однако же занесло меня аж на Сириус…

         Учился я научному делу жадно, и на ходу, — в опытах, и денно и нощно за столом. За месяц освоил машинопись десятью пальцами и вслепую. Машинисток научным сотрудникам не полагалось.

         В те годы Москва серьёзно ставила на кормовой белок и цеолиты в животноводстве. К нашим опытам (мы на свиньях, а мясо (фарш) три года, каждых 3 месяца, в Москву возили), в исследовании  продукции, полученной с использованием цеолитов, было подключено более десятка крупных НИИ Союза: Гигиены питания им. Ф.Ф. Эрисмана, две Московские медакадемии, два НИИ ветеринарии, Онкологический и Радиационный НИИ, Ростовский, Свердловский мединституты, институты Академгородка Новосибирска и др.

         Вообщем — то цеолитные надежды оправдались.

         Вот уже, сколько лет я неустанно благодарю Судьбу за тот большой урок, полученный в коллективе НИИ ВВС. Там я познал азы искусства научных исследований. Много дало мне общение со Степановым Евгением Михайловичем, — тогдашним директором НИИ ВВС. Он многие десятилетия был признанным Батькой ветеринарной медицины Забайкалья.

         И в НИИ и, уже после, — в годы совместной работы в Забайкальском аграрном институте, многому научил меня Копейкин Иван Георгиевич, да что там научил, самим собою, своим отношением к делу, энциклопедическими познаниями не учил, а скорее увлекал всех за собой в науку, в поиск знаний и истины в научном опыте.

         Свела меня жизнь в НИИ еще с одним интересным человеком: Владимиром Георгиевичем Вертипраховым, — умным, сильным, и горячим.

   ЗабАИ, 1-е сентября 2007 года. Слева, на переднем плане, В.Г.Вертипрахов, в центре (за автором) А.С.Вершинин.

  Создали мы в НИИ ветеринарии лабораторию физиологических исследований и очень интересно работали. На материалах (точнее ветеринарных препаратах) полученных в те годы, он впоследствии защитил докторскую диссертацию. Меня же, несмотря на наличие огромного материала и в домашних опытах и по работе в Чернобыльской зоне, докторская диссертация не заинтересовала. Из науки меня властно утянула к себе политика. На Россию пали  90-е годы…

 Кукла

(Из цикла «Крылья Чернобыля»)

Я вышел у гостиницы из автобуса, но никак не мог перейти улицу: из-за угла то и дело вылетали машины, и я топтался на пунктирной линии, с досадой поглядывая на проезжающих. Досада разом сменилась оторопью, взгляд мой приковала к себе большая кукла, наряженная невестой и восседающая на капоте головной машины свадебного кортежа.

Я как-то вдруг перестал спешить, разом опустевшая улица протолкнула меня к гостинице, только я повернул от дверей и пошел, вспомнив, что надо позвонить в Москву, на переговорный пункт, пошел не то что погруженный, а опрокинутый в мысли о крае этом, о его людях и горе людском на этой земле.

Дело было в том, что утром, прямо с поезда, я поехал в радиологическую лабораторию. Было 11 октября, вчера закончились 100 дней, и сегодня должны быть последние анализы. Действительно, молоко привезли, и Аннушка (лаборантка) заканчивала обработку проб. Все же надо было ждать часа полтора, и я пошел пройтись по маленькому поселку под Новозыбковым, в котором располагались «Сельхозхимия», «Сельхозтехника» и другие организации.

Еще с прошлого июльского приезда я понял, что чувствую радиацию свыше 100 микрорентген в час. Чувствую покалыванием в голени, першением в горле, а если это долго 15–20 часов, то это проявляется и ломотой в суставах и головной болью, и лихорадочным блеском глаз. «Услышав», что здесь на аллее, ведущей к лаборатории, фонит, я достал дозиметр. Через 5 минут я знал, что аллея заполнена «настоем» в 150–200 мкр/час. За лабораторией стоял гараж, а за ним через дорогу небольшая рощица сосен, берез, еще каких-то деревьев, с которых слетели уже листья. Пошел туда, вспомнив, как в поезде попутчик из г. Клинца, с которым мы ехали из Москвы, рассказывал, что есть места в лесу, где, сунув руку в опавшую листву, слышишь легкое покалывание.

Я прошел метров 10 вглубь рощи и положил дозиметр на опавшую листву и хвою. Положил и… сердце заперебоило – он мигал и верещал непрерывно, а это далеко за 300 мкр/час, а может и более. Мне стало страшно. Не за себя, нет пройти 10 метров и выйти из дышащей радиацией рощи не составляло труда, в 30–40 метрах, к другому боку рощи, крыльцом примыкала школа!

Потом, успокоившись, я говорил с Аней и другими женщинами Новозыбковской межрайонной радиологической лаборатории. «Да, примерно 400–450 мкр/час в роще, мы знаем, – сказали они, – знаем, да вот детей не можем удержать, бегают на переменках там».

Так как же это так, а? Как надо задавить народ, чтобы профессиональные радиометристки так спокойно воспринимали гибельные условия проживания для своих детей? А мы в Чите вздрагиваем, если радиофон приближается к 20 мкр/час, а тут под 500!

Господи, как жалко этих людей. Как им быстрее помочь? И самому страшно, чего там… жить охота. А они-то как?

Потом я долго стоял на трасе рядом с другими людьми, ждал проходящего междугороднего автобуса, с которым можно было доехать до Новозыбкова. Разговорился с женщиной Наташей, помню ее фразу на мой совет воспользоваться возможностью получить по 51 тысячу рублей на члена семьи на переселение: «Кому мы нужны, теперь уж будем жить и помирать, когда придется…». Ей всего-то лет 30–33, а она уж доживает, с горькой такой усмешкой. С сынишкой 5-летним живут. Поварит в школе. Знает о радиации все. «А что толку думать, живем, как есть», – сказала и опять улыбнулась, да лучше бы я не видел, как вот так улыбаются молодые женщины – безнадежно-грустно.

Такие вот мои мысли прервала снова та кавалькада машин, но теперь уже в районе главпочтамта. Господи, они катаются, они счастливы, они создают семью, может сегодня зачнут детей. Каких? Для чего? За что мы их так, молодых?

…А кукла с развевающимся белым капроновым шарфом летала по городу Новозыбкову и звала к счастью…

г. Новозыбков

13 октября 1991 г.